Неточные совпадения
В тот же самый вечер бабушка явилась в Версале, au jeu de la Reine. [на карточную игру у королевы (фр.).]
Герцог Орлеанский метал; бабушка слегка извинилась, что не привезла своего долга, в оправдание сплела маленькую историю и стала против него понтировать. Она выбрала три карты, поставила их одну за
другою: все три выиграли ей соника, и бабушка отыгралась совершенно.
В это самое время умер
герцог Кентский, бывший искреннее
других аристократов расположенным к Овэну. После смерти его и после достаточного раскрытия теорий Овэна аристократия значительно охладела к нему. Таким образом, в двух самых сильных в Англии классах общества Овэн не мог надеяться ни на какую поддержку.
Кроме Радзивилов, чаще
других у нее бывали граф Потоцкий, граф Пржездецкий и сэр Эдуард Вортли Монтегю, англичанин, долго путешествовавший по Востоку, сын известной английской писательницы, лэди Мэри, дочери
герцога Кингстон.
Он выступал кандидатом рядом с
другим радикальным кандидатом, светским человеком, сыном
герцога Бедфордского, одного из самых богатых лордов, которому тогда принадлежали в Лондоне целые кварталы.
Лир, не слушая Кента, под угрозой смерти изгоняет его, и, призвав двух женихов Корделии: короля Франции и
герцога Бургундского, предлагает им, одному за
другим, взять Корделию без приданого.
Второе то, что все лица как этой, так и всех
других драм Шекспира живут, думают, говорят и поступают совершенно несоответственно времени и месту. Действие «Короля Лира» происходит за 800 лет до рождества Христова, а между тем действующие лица находятся в условиях, возможных только в средние века: в драме действуют короли,
герцоги, войска, и незаконные дети, и джентльмены, и придворные, и доктора, и фермеры, и офицеры, и солдаты, и рыцари с забралами, и т. п.
Олдкестль этот был один раз обвинен в вероотступничестве и выручен своим приятелем
герцогом, в
другой же раз он был осужден и сожжен на костре за свои несогласные с католичеством религиозные верования.
Фальстаф, как и все лица Шекспира, взят из драмы или комедии неизвестного автора, написанной на действительно существовавшего сэра Олдкестля, бывшего
другом какого-то
герцога.
Волынского не было около нее; видя, что государыню сопровождают его
друзья, он остановился с княжной Лелемико и… забылся.
Герцог курляндский успел воспользоваться этим случаем и следил императрицу. Она обратила на него умоляющие взоры.
Полковник Манштейн бросился на
герцога и держал его, пока не вошли в комнату гренадеры. Они схватили его, а так как он, в одном белье, вырываясь, бил их кулаками и кричал благим матом, то они принуждены были заткнуть ему рот носовым платком, а внеся в приемную, связать. Регента посадили в карету фельдмаршала Миниха с одним из караульных офицеров. Солдаты окружили карету. Таким образом, пленник был доставлен в Зимний дворец.
Другой отряд гренадер арестовал Бестужева.
— О, волинка! пру, пру, ду, ду… — вскричали и затянули один за
другим Педрилло и Лакоста, увидав Волынского, которого они не любили потому, что он их терпеть не мог и ничем не даривал; да и соперничество его с
герцогом курляндским было положено тут же на весы.
На
другой день он ездил представляться императрице, эрц-герцогам и французским принцессам, но по причине Великого поста отказался быть на обеде у Разумовского, куда съехался весь высший круг Вены. Под тем предлогом он не принял ни одного подобного приглашения от министров и
других знатных лиц и потому, во избежание отказа, не был приглашен к столу и императором.
Таким образом, каждый из двух соперников,
герцог курляндский и Волынской, имел по советнику равно лукавому. Разница между ними была в том, что Зуда с возвышенною и благородною душой действовал из одной бескорыстной преданности и любви к своему доверителю и
другу, во имя прекрасного и высокого, а Липман — готовый на все низости и злодейства, служил своему покровителю и единомышленнику из честей и злата.
Волынской вынул из урны свернутую бумажку и прочел: «Берегитесь! все ваши гости лазутчики Бирона, выучившие роль ваших
друзей и приехавшие к вам под именами их. Они хотят втереться к вам в кабинет. Не оскорбляйте рыцаря: это брат
герцога».
Друзья совсем было собрались во дворец, когда явился курьер
герцога курляндского с пакетом от его светлости.
Вам известно, что
друзья Артемия Петровича за смелую выходку против
герцога курляндского посажены в крепость и ждут там своего смертного приговора. Не миновать этого ж и Артемию Петровичу, если какая-нибудь могучая рука, силою чудотворною, силою беспредельной дружбы или любви не оградит его заранее и сейчас от удара, на него уж нанесенного. Требуется высокая энергия, самоотвержение, готовое на все жертвы. Угадываю, скажете вы: мне предстоит этот подвиг, и никому
другому.
Кажется, слышишь из отверстия подземной тюрьмы вздох орденмейстера Иогана фон Ферзена, засаженного в ней по подозрению в сношениях с русскими [1472 года.]; видишь под стенами замка храброго воеводу, князя Александра Оболенского, решающегося лучше умереть, чем отступить от них [1502 года.], и в окружных холмах доискиваешься его праха; видишь, как
герцог Иоган финляндский, среди многочисленных своих вассалов, отсчитав полякам лежащие на столе сто двадцать пять тысяч талеров, запивает в серебряном бокале приобретение Гельмета и
других окружных поместий [1562 года.].
Остерман и за ним
другие объяснили, что спасти государство от неминуемого расстройства может только
герцог курляндский.
Здесь Густав Бирон уже нашел своего брата,
герцога, арестованным со всем семейством и сам просидел под стражей до сумерек 9 ноября, когда к дворцовой гауптвахте подъехали два шлафвагена, из которых в одном поместилось все семейство
герцога Курляндского, отправлявшегося на ночлег в Александро-Невский монастырь, с тем чтобы на
другой день оттуда следовать в Шлиссельбург, а в
другой посадили Густава Бирона и увезли в Иван-город.
— Господи! Господи! что должна я делать?..
Герцог,
друг мой! сжальтесь надо мною… мне так мало остается жить… я прошу вас, я вас умоляю…
— Теперь только, — подхватил Зуда, — извольте узнать его, как вашего тайного
друга, как того человека, который был вам столько полезен своими безыменными посланиями, под маскою астролога, под личиною нищего, через конюхов; доставил вам подлинный донос Горденки, вползал невидимкою в карету герцогскую, добрался до кабинета государыни, заставлял говорить камни: одним словом, это самый тот, которому обязаны вы победой над
герцогом и настоящим своим счастливым положением, если еще можно назвать его счастливым.
Накануне дня рокового происшествия в загородном доме княгини Полторацкой в городском театре, находившемся в то время у Летнего сада (в Петербурге в описываемую нами эпоху театров было два —
другой, переделанный из манежа
герцога Курляндского, находился у Казанской церкви), шла бывшая тогда репертуарной и собиравшая массу публики трагедия Сумарокова — «Хорев».
Утром следующего дня явился
герцог во дворец. Угрюмый и молчаливый, он был принят государынею с необыкновенною холодностью и принуждением. Боясь остаться одна с ним, она приказала княжне не отходить. С той и
другой стороны — ни слова об освобождении трех вельмож из-под ареста. Заговорили, однако ж, неприметно о празднике, который так давно готовили к свадьбе Кульковского.
Семидесятитысячный корпус
герцога Брауншвейгского пошел из Магдебурга на Веймар и Эрфурт,
другой корпус, под начальством принца Гогенлоэ, пошел на Саксонию, взяв здесь 20 000 саксонцев и отправился через Эйзенах до конца Тюрингенского леса, чтобы увлечь также курфюрста Гессен-Кассельского.
— Предложили
другие владения заместо Ольденбургского герцогства, — сказал князь Николай Андреич. — Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он
герцогов.
Конечно, теперь они виделись реже и беседовали при
других условиях, но все-таки положение Фебуфиса было прекрасное и возбуждало зависть в местном обществе, и особенно среди приближенных
герцога.
Пьера с
другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал,
герцог Экмюльский.
По герцогскому приказу Фебуфис начал записывать огромное полотно, на котором хотел воспроизвести сюжет еще более величественный и смелый, чем сюжет Каульбаха, — сюжет, «где человеческие характеры были бы выражены в борьбе с силой стихии», — поместив там и себя и
других, и, вместо поражения Каульбаху, воспроизвел какое-то смешение псевдоклассицизма с псевдонатурализмом. В Европе он этим не удивил никого, но
герцогу угодил как нельзя более.
Для начала он, разумеется, описывал в них только свою встречу с Фебуфисом и как они оба в первую же ночь «напились по-старинному, вспоминая всех далеких оставшихся в Риме
друзей», а потом писал о столице
герцога, о ее дорого стоящих, но не очень важных по монтировке музеях, о состоянии искусства, о его технике и направлении и о предъявляемых к нему здесь требованиях.
Работать
друзья могли только по заказам
герцога, и он же был и ценителем их произведений.
Для нас непонятно, чтобы миллионы людей-христиан убивали и мучали
друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра, и
герцог Ольденбургский обижен.
Негоциант ничего не определил дочери, но можно было думать, что он даст большое приданое, а
герцог, который «любил награждать», конечно, доставит многосторонние
другие выгоды, — вышло, однако, так, что все это было вдруг испорчено на первых порах.
Да! узнайте же, мои
друзья, что я себе наметил место, и теперь приспело время выслать мне мои вещи, но не на мое имя, а на имя (
Герцога, так как я, как
друг его, отправляюсь с ним в его страну…
Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что
герцог обижен, тысячи людей с
другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний, и были убиваемы ими.
Когда
герцог посещал его мастерскую, он в самом деле говорил не об одном искусстве, а и о многом
другом, о чем не все смели надеяться иметь с ним беседы.
— Конечно, нет. С этим начертанием
герцога она отныне составляет достояние истории… Она исторический документ, который переживет нас и будет храниться века в архиве, но вы, вместо этой бумаги, получите
другую, и вот она.
Герцог тотчас заметил это и сказал ему: «Ты не в своей компании» — и предложил ему выписать к себе кого-нибудь из его римских
друзей, причем сам же и назвал Пика.
Случайность посылает ему в руки
герцога Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех
других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу.
И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и
герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностию приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и
другой стороны, и миллионы миллионов
других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
— Le vicomte a été personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с
герцогом,] — шепнула Анна Павловна одному. — Le vicomte est un parfait conteur, [Виконт удивительный мастер рассказывать,] — проговорила она
другому. — Сomme on voit l’homme de la bonne compagnie, [Как сейчас виден человек хорошего общества,] — сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Другой при
герцоге был тот самый молодой адъютант, с которым Фебуфис держал свое пари о «завтра и послезавтра».
В-четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей,
герцогов, — людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и
другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделить дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и уже забранные пленные мерли с голода.
Экипаж, в котором ехали Фебуфис и адъютант, с разрешения
герцога остался здесь до утра, когда оба путешественника были уложены в коляску и, удаляясь, должны были долго слышать вслед за собою нетрезвые крики
друзей, смешивавших имена Луки Кранаха с именем Фебуфиса и имя
герцога с именем Иоанна Великодушного. Более всех шумел Пик.